Сирано де Бержерак. Влюблённый в будущее

К моменту выхода своей главной пьесы, Эдмон Ростан уже был известным драматургом. Первый успех, «Романтики» (1894) — шутливое переосмысление истории Ромео и Джульетты, где родители героев лишь разыгрывают вражду, чтобы их дети влюбились — эта комедия прочно утверждает 26-летнего Ростана в пантеоне авторов «Комеди Франсез» — главного театра Франции, основанного ещё Людовиком XIV.

Годом позже выходит «Принцесса Грёза» (1895) — история несчастной любви трубадура и графини — и здесь драматург наметит свою главную романтическую формулу: люблю за то, но не того. И хотя своего апогея эта формула достигнет лишь в «Сирано де Бержераке», уже тогда её было достаточно, чтобы в далёкой России министр финансов Витте заказывал Михаилу Врубелю панно по «Принцессе Грёзе», а Станиславский и Горький заочно спорили, хорошая это пьеса или плохая.

Казалось, лучше не бывает, но Эдмон Ростан берёт двухлетнюю передышку, и в 1897 году представляет зрителю свою версию жизни Сирано де Бержерака...

Он жил взаправду, взаправду был поэтом, но стал бессмертен благодаря чужому перу. «Сирано де Бержерак» — вершина театрального наследия Эдмона Ростана. Пьеса о человеке, который не боится: ни быть убитым на войне или в случайной драке, ни насолить власть имущим, ни умереть в безвестности. Вернее, почти не боится: Сирано страшно прослыть смешным, признаться в своих чувствах прекрасной Роксане, в которую он давно и безнадёжно влюблён.

Всему виной — и смелости, и страху — огромный красный нос. Тот и правда был немал — мы можем это видеть на прижизненных портретах де Бержерака — но нос как гиперболу, двигатель всего комического и трагического в пространстве пьесы, такой нос приделал герою уже Ростан, и думается, настоящий Сирано сильно удивился бы своему новому облику. Так каким же он был, этот настоящий Сирано?

Небогатый, но дворянин (и коренной парижанин), Савиньен де Сирано получил прекрасное образование: он учился у Пьера Гассенди, философа, математика и доброго друга Галилео Галилея — нам ещё пригодится эта деталь. Вместе с нашим героем уроки брал и Мольер — драматург, которому при жизни повезёт много больше, чем Сирано.

Окончив штудии, он на французский манер добавляет к своему имени название родового имения. Так на службу в ряды королевских мушкетёров поступает Эркюль Савиньен Сирано де Бержерак. Европа в это время охвачена Тридцатилетней войной — свою лепту Сирано вносит участием в двух осадах испанских крепостей: Музона (1639) и Арраса (1640) — последняя отражена и в пьесе Ростана. Опять же, как в пьесе, наш герой тяжело ранен и спустя пять лет борьбы с недугом вынужден оставить службу. Спустя ещё десять лет Сирано умирает, от последствий той же самой раны.

Следов громкой, как в пьесе, героической жизни в Париже и стычек с сотней головорезов де Гиша — всего этого в биографии де Бержерака мы не находим.

Что и правда было, так это стихи, драмы и комедии. Их не ставили при жизни Сирано, но это не значит, что он не был влиятелен в литературных кругах: у него воровали целые сцены. Так, в мольеровском «Скапене» есть два эпизода из «Проученного педанта» де Бержерака. Мольер позаимствовал их в открытую, со словами: я могу брать своё, где бы оно ни лежало.

Тем не менее, главное наследие Сирано — это не поэзия и не театр, а утопический роман. В «Государствах и империях Луны» его лирический герой покидает Землю на увешанной ракетами машине (чем не космический корабль), встречает на Луне аборигенов о четырёх ногах; вместо имён у тех — мелодии, а в ушах они носят говорящие серьги (чем не аудиокниги). В этом странном обществе королями выбирают убогих (чтобы не было тирании), а дети помыкают взрослыми (чтобы не было геронтократии). Главное же, что уяснили для себя жители Луны за тридцать веков своей истории — так это то, что большой нос есть признак ума и благородства, а курносые люди несут в себе все противоположные черты.

И вот где Сирано вспоминает уроки своего старого учителя Гассенди: весь роман пропитан идеей научного либертинажа, философии отрицания старых норм. Сирано за триста с лишним лет до Маяковского докладывает: был на небе, бога не нашёл. Неудивительно, что де Бержерака не любили кардиналы Ришельё и Мазарини.

Акценты нельзя было расставить лучше, и только так Эдмон Ростан мог показать нам настоящего де Бержерака — в конце концов, любой гений правдив не в фактах своей биографии, но в легенде, которую слагает о себе и на которую вдохновляет других, даже спустя века после смерти.

Сирано-человек прожил обычную жизнь и умер в своей постели. Сирано-герой был в космосе, вернулся, один сразился против ста и победил. Когда же настал его собственный час, он встретил смерть стоя, со шпагой наголо и словом «гордость» на устах. Очевидно, в кого из них двоих хочется поверить больше.

Зритель поверил в персонажа — и обеспечил драматургу пожизненную славу. Тот купил себе особняк в центре Парижа, стал давать приёмы, а вскоре был избран во Французскую академию. Словом, Ростан превратился в настоящего светского льва. Нам остаётся только гадать, думал ли он в это время о несчастном Сирано, голодном и никем не обласканном, но вот уже двум авторам, сам того не зная, что-то подарившем: Мольеру — всего две сцены, Ростану — всего себя.