Про Бродского и Довлатова, Ленинград и Нью-Йорк

«Какими бы разными мы ни были, все равно остаются: Ленинград, мокрый снег и прошлое, которого не вернуть… Я думаю, все мы плачем по ночам…»

Из эссе Иосифа Бродского «О Серёже Довлатове» мы узнаем, что их первая встреча состоялась в феврале 1960 года – ​«в квартире на пятом этаже около Финляндского вокзала. <…> Квартира была небольшая, но алкоголя в ней было много». К сожалению, более подробных воспоминаний о встрече писателей не сохранилось.

Собственно, их литературное сближение можно отнести примерно к началу 1962 года. Иосиф Бродский приходит читать «Шествие» к Сергею Довлатову в его квартиру на Рубинштейна, 23. Казалось, успех обеспечен: слушателям поэзия автора и он сам были знакомы, в крайнем случае о ней или о нем они были наслышаны. Довлатову эта поэзия была, несомненно, близка, и он любил повторять стихотворение, как бы выражавшее его собственный опыт:

Однако встреча не увенчалась успехом. Публика собралась, заниженной самооценкой не страдавшая. Все сплошь — ​«красивые, двадцатидвухлетние». Поэтому длинная «поэма-мистерия» никого не впечатлила и «слишком сильно» отвлекала от застолья. В общем, Бродский к Довлатову в квартиру больше не заглядывал, однако это не помешало продолжению знакомства двух писателей.

Во второй половине 1960-х встречи возобновились в близкой обоим среде людей, «великих для славы и позора», – ​предвидение Бродского из цитированного стихотворения 1960 года, растрогавшего не одного Довлатова. Пик литературной славы в Ленинграде пришелся и для Сергея Довлатова, и для Иосифа Бродского на одно число: 30 января 1968 года, день, когда в Доме писателя состоялся «Вечер творческой молодёжи Ленинграда». Вёл вечер Яков Гордин, выступали помимо Довлатова и Бродского Татьяна Галушко, Александр Городницкий, Елена Кумпан, Владимир Марамзин, Валерий Попов и Владимир Уфлянд. На том вечере действительно предстала молодая русская литература – ​не загнанная, не толкающаяся в дверях редакций, а самостоятельная и мощная.

Так Бродский писал про их с Довлатовым круг знакомых: «полагаю, три четверти адресов и телефонных номеров в записных книжках у нас совпадали». Это о жизни в Ленинграде. О пребывании за океаном подобного сказать уже было нельзя: «В Новом Свете, при всех наших взаимных усилиях, совпадала в лучшем случае одна десятая». Если Довлатов занял позицию «русского писателя в Нью-Йорке», то Бродский стал апостолом «всемирной отзывчивости» и значительную часть жизни посвятил расширению зоны своего культурного обитания.

Рекомендую, если тема вас заинтересовала, прочитать полный текст Андрея Арьева, литературоведа и эссеиста, которому мы обязаны тем, что можем прочитать очень много заметок, воспоминаний и эссе про Сергея Довлатова и раскрыть его для себя не только как замечательного писателя, но и очень тонко чувствующего, чуткого человека.