Алёна Артёмова: Да, конечно, помню. Это было пятнадцать лет назад – боже мой, какие мы уже стали старенькие (смеётся)! На самом деле, это чудесно, что мы все вместе прошли такой долгий путь, а уж что будет дальше – даже представить себе страшно: ведь когда-то будет и двадцать лет со дня начала учёбы, а потом двадцать пять, сорок, пятьдесят… Конечно, я очень хорошо помню, как поступала на курс к Григорию Михайловичу. Дома был жуткий скандал, потому что меня, естественно, не хотели отпускать в Театральную академию. Мама была в ужасе, мой любимый брат пытался кое-как её успокоить, а я молила: «Мама, ну пожалуйста, я хочу в театр!» При том, что на тот момент я ни разу не была в театре – нет, вру, один раз была в ТЮЗе, как раз когда Григорий Михайлович был там художественным руководителем…
КД: А на чём?
АА: По-моему, «Горе от ума». Был же такой спектакль в ТЮЗе?
КД: Был. Андреев ставил.
АА: Да, но в программке было большими буквами написано: «Художественный руководитель театра – Григорий Козлов». Я на тот момент, конечно, знать не знала, кто это. В общем, мама моя в результате сдалась, сказала: «Иди, куда хочешь». Я пришла в приёмную комиссию, не зная буквально ничего: кто такой Козлов, кто такой Андреев, кто такой Беляк… И знаешь, Кирилл, у меня очень плохое зрение, так что я даже не видела никого из приёмной комиссии. Стоя перед Григорием Михайловичем, я видела только его силуэт – чёрные волосы и усы. И, что самое страшное, я вообще не понимала, что он мне говорит, потому что выражался Григорий Михайлович достаточно невнятно – это сейчас я понимаю его с полуслова и с полувзгляда, а тогда не понимала ничего! Он давал мне какие-то задания, а я делала всё наугад, лишь бы хоть что-нибудь сделать (смеётся). У меня были достаточно драматические стихотворения и проза, потому что я изначально хотела быть драматической актрисой – несмотря на то, что все мне говорили: «У тебя такой смешной голос, иди к Зайкину на кукольный!» (смеётся). И я очень отчётливо помню, что когда я читала этот свой драматический репертуар, все так надо мной смеялись, просто хохотали! Я не видела, смеялся ли Григорий Михайлович, но я до сих пор помню эту энергию, которая шла от приёмной комиссии в сторону абитуриентов – это нам всем здорово помогало. А Григория Михайловича я так и не увидела, пока на первом курсе не надела контактные линзы. Да и, честно говоря, я несколько боялась на него смотреть: мне он поначалу казался слишком авторитетным, казалось, что я не имею права к нему прикасаться… А потом я ближе узнала его как человека, и это, конечно, было счастье!
КД: Смотри, вот ты надела контактные линзы – и каким мастером оказался Григорий Михайлович при ближайшем рассмотрении? Он был для вас добрым длинноволосым ангелом или Карабасом-Барабасом, которого все боялись?
АА: Сложно сказать, потому что сейчас-то я воспринимаю его совсем не так, как воспринимала тогда, в студенчестве. Но он был строгий! И я его боялась, причём очень сильно. Боялась выходить на площадку, боялась делать этюды, потому что мне всегда казалось, что я делаю что-то не то. В конце концов, мне было всего 17 лет, и я не понимала, зачем мне на ПФД [Упражнения на память физических действий – К.Д.] нужно брать в руки чашку с горячей водой. Это было для меня так же непонятно, как в школе алгебра и геометрия – ну, думаю, зачем мне это в будущем может пригодиться? Но, несмотря на то, что Григорий Михайлович был строгий, я всё время ощущала с его стороны тепло и добро. Это добро всё время излучали его глаза. А я чувствовала перед ним свою ответственность – всё-таки он взял меня на курс, пытается чему-то научить, – и в то же время восхищалась им! Например, когда я училась на первом курсе, одним из моих самых любимых спектаклей был «Лес» в Театре на Литейном – отчасти потому, что это был один из первых спектаклей, которые я посмотрела в своей жизни (смеётся). Я ходила на «Лес» раз семь, и для меня это было что-то запредельное, что-то невероятное! Это был настоящий театр. Я до сих пор очень отчётливо помню и этот особый запах в зале Театра на Литейном, и эти декорации с колоннами, и эту музыку, и этих замечательных артистов… А ещё Григорий Михайлович был очень терпелив: какую бы ерунду мы с ребятами ни вытворяли, он относился к нам с пониманием и теплотой. Особенно терпелив он был по отношению ко мне, потому что остальные ребята хотя бы были талантливые, а я была совсем бесталанная (смеётся)…
КД: Господи, Алёна, я тебя умоляю!
АА: Нет, знаешь, Кирилл, если бы я была с талантом, моя жизнь могла бы сложиться совсем по-другому. А так как я – бесталанная, мне всё время приходится очень много работать, очень много вкладывать во все свои роли. И это, кстати, очень здорово! Я рада, что мне постоянно приходится себя преодолевать, чтобы стать лучше.
КД: Но то, что ты так ответственно подходишь к работе, вовсе не говорит об отсутствии у тебя таланта, Алёна!
АА: Ну, мне сложно оценивать. Я себя вижу именно так, как сказала.
КД: Раз уж зашла речь о твоих ролях, спрошу у тебя про них. Вот смотри: в студенческой мастерской ты в основном играла характерные, возрастные роли, а потом уже перешла на «героинь». Получается, у артистов Козлова нет такого понятия, как «амплуа»? Все могут сыграть всё?
АА: Знаешь, а я к каждой своей роли относилась, как к главной. Моей самой первой ролью была Любашка в спектакле «Два вечера в весёлом доме», и мне всегда казалось, что я играю главную героиню! Я вовсе не воспринимала её как характерную или второстепенную. Думала: «Моя Любашка – самая главная» (смеётся). На самом деле, мне всегда хотелось играть «героинь» – да и, думаю, каждая актриса мечтает сыграть какую-нибудь трогательную, юную, молодую Джульетту. Но я была немного другой фактуры, так что даже и не помышляла о таких ролях. Например, я и мечтать не могла, что когда-нибудь сыграю Нину Сарафанову! Смотрела на себя в зеркало и понимала, что это невозможно. А потом всё как-то резко изменилось – может быть, я повзрослела, стала чуть сознательнее… А что, разве у меня сейчас в репертуаре много главных героинь (смеётся)?
КД: Ну, я же говорю не столько про главных героинь, сколько про само понятие амплуа. Одно дело – играть Нину Сарафанову или Лизу Бричкину, а совсем другое – вдову Бальзаминову!
АА: Да, конечно. Но, знаешь, ко всем ролям у меня один подход: мне всегда было интересно идти к роли не через саму себя, как нас учили, а через персонажа. То есть, я всегда стараюсь увидеть персонажа, которого играю, со стороны, и понять, что это за человек, какой у него характер, какие привычки… А дальше все эти качества я уже присваиваю себе. Например, когда мы репетировали «Женитьбу Бальзаминова», я очень многое «подглядела» у своей бабушки. Я наблюдала за тем, как у неё происходит мыслительный процесс, как она реагирует на какие-то вещи… И до сих пор, прикасаясь к какому-нибудь новому персонажу, я в первую очередь стараюсь вспомнить, где в своей жизни я видела подобных людей – на улице, в театре, в кино, в телепередачах… С моим персонажем меня обязательно должно что-то связывать. Это – моя индивидуальная система, которая мне удобна.
КД: Скажи, а когда вы работали над ролью Бальзаминовой, Григорий Михайлович рассказывал тебе что-нибудь про свою маму? Потому что спектакль-то – про мам, про переизбыток материнской любви…
АА: Когда мы только начали работать, Григорий Михайлович сказал, что спектакль будет про его маму – и этого мне было достаточно. Чувственно меня это задело, и в результате у нас получился спектакль и про маму Григория Михайловича, и про мою маму, и про маму Максима Студеновского… И каждый раз, выходя на сцену, мы осознаём свою ответственность перед теми людьми, о которых говорим. Конечно, за те десять лет, которые идёт этот спектакль, моя роль успела несколько измениться. Это вообще очень интересный процесс: ты растёшь, начинаешь понимать какие-то вещи, которых раньше не понимал, и твои роли растут вместе с тобой. Вот на данный момент внутри меня сидят семнадцать прекрасных героинь, и все они раз за разом, в каждом спектакле, проживают жизнь заново. Помню, как-то в одном интервью я сказала, что каждый раз, играя Лизу Бричкину в спектакле «Зори здесь тихие», я стараюсь не утонуть в болоте. Надо мной потом все так смеялись! Говорили мне: «Ну ты дурочка, не могла чего-нибудь поумнее придумать». А это правда! Каждый раз в этом спектакле я иду через болото и каждый раз я надеюсь, что я дойду, что я выживу – и я не дохожу…
КД: Алёна, а в уже готовый спектакль вводиться тяжело? Вот в «Старшем сыне», например, ты играла эпизодическую роль Подруги, а потом тебя экстренно ввели на главную женскую роль, Нину Сарафанову. Мне кажется, это должен быть такой стресс для актрисы!
АА: «Старший сын» – это был огромный стресс! А главное, это было очень неожиданно. Я помню, как Григорий Михайлович подошёл ко мне в актёрском фойе и сказал два слова: «Учи Нину». Я, конечно, сразу его обняла, начала лепетать что-то невнятное, но это был настоящий шок! У меня ещё в тот день была встреча с моим отцом, и два этих обстоятельства как-то наложились друг на друга. Ведь «Старший сын» – это спектакль о настоящей отеческой любви, которой мне в жизни очень не хватило. И можно сказать, что, играя этот спектакль, я как-то восполняю эту нехватку. Роль Нины давалась мне очень нелегко. Когда я играла её в первый раз, со мной творилось что-то невообразимое: казалось, что сердце сейчас выскочит из груди, адреналин бешеный! Я очень боялась подвести ребят и Григория Михайловича, очень хотела сыграть хорошо… И до сих пор, скажу по секрету, мне кажется, что я плохо играю Нину.
КД: Алёна, ну что ты начинаешь!
АА: Нет, правда, я недовольна. Иногда бывают неплохие спектакли, но мне кажется, что я не всегда доношу до зрителей то, что от меня хочет Григорий Михайлович. Мне всё время как будто чего-то не хватает… Но это тоже интересно! По крайней мере, мне есть, куда расти в этой роли. И каждый раз, играя Нину, я стараюсь сыграть честнее, чем в предыдущий. И иногда я близка к тому уровню правды, которого хотелось бы достичь… Тут Григорий Михайлович, конечно, сказал бы: «Вы всегда играете честно, ребята». Но я-то сама чувствую, когда я играю честно, а когда – нет.
КД: Ну, Алёна, что бы ты ни говорила про свою бесталанность, ты – очень счастливая актриса: тебя хотят заполучить все режиссёры, и сам Григорий Михайлович тебя занимает в каждом своём спектакле! Если бы ты была бесталанная, он бы так не поступал…
АА: Нет, это мне просто повезло, что Григорий Михайлович меня так любит…
КД: А как ты думаешь, почему у вас с ним сложилось такое взаимопонимание, почему вы так нужны друг другу – помимо того, что ты хорошая актриса?
АА: Ладно, можешь говорить что угодно, я смирюсь с этим… Если честно, я не знаю ответа на этот вопрос. Но мне кажется, что всех нас здесь, в театре «Мастерская», не просто так собрали. Наверное, это какие-то звёзды сошлись… И я очень благодарна Григорию Михайловичу за то, что он всегда со мной рядом, за то, что дал нам всем такое прекрасное образование… Он нас так обучил, что мы буквально в любом материале способны найти, что играть! А в самой большой мере я благодарна ему за то, что он нас воспитал. Воспитал добрыми, открытыми, честными людьми. Такое воспитание, конечно, должны с детства прививать родители – и мои родители меня хорошо воспитали. Но всё-таки той, кем я стала, я стала именно благодаря Григорию Михайловичу и его воспитанию. Он привил мне те качества, которых мне недоставало от родителей, от отца… Да, собственно, он и стал для меня настоящим отцом. Он сделал нас достойными людьми – достойными как своей профессии, так и своей жизни. Нам всем безмерно повезло, что пятнадцать лет назад мы стали одним курсом, а десять лет назад – театром… Как у нас всё сложится дальше, не знаю, но я точно знаю, что нам есть, что нести в этот мир, есть, что дать людям. Мы любим друг друга, мы держимся друг за друга! И я надеюсь, что так будет всегда.
КД: Я в следующем вопросе как раз хотел попросить тебя закончить предложение «Григорий Михайлович для меня – это…» Но, кажется, ты на этот вопрос уже ответила.
АА: Да. Григорий Михайлович для меня – это мой отец. Пусть не родной, но давший мне необходимое воспитание. И я счастлива, что благодаря нему я такая, какая есть.
КД: Скажи, а любимая роль в спектакле Григория Михайловича у тебя есть?
АА: Да у меня все героини такие прекрасные – одна другой краше (смеётся)! Я не могу никого из них выделить. Любаша – прекрасная! Бальзаминова – чудесная роль! Нина Александровна Иволгина – очень интересная, и настоящим счастьем было прикоснуться к Достоевскому. Верочка в «Утиной охоте» – тоже потрясающая! В этой роли у меня тоже пока не всё складывается, но со временем, думаю, всё будет хорошо. Лиза в «Живи и помни» – тоже отличная героиня: есть и что играть, и о чём играть. А Дорина в «Тартюфе»! Получить такую роль – настоящее счастье для актрисы. И правильно Григорий Михайлович говорит, что мы у него избалованы ролями. Конечно, я избалована! Но мне есть, куда двигаться, и я готова ещё работать и работать.
